Режиссер фильма Марк Романек делал клипы, снимал Мадонну и Майкла Джексона и других звездных музыкантов. Но ничего общего с «клиповостью» в привычном нам понимании (т.е. бессмысленной мельтешни слащавых красивостей) в его видеоряде нет. Скорее он напомнит о полотнах мастеров от Рембрандта до Магритта.
Казалось бы, что нового можно сказать о любви и смерти? А вот поди ж ты…
«Дети, усердно собиравшие все это время жетоны, завтра будут вознаграждены. Мне обещали, что это будет нечто небывалое», – обещает Директриса (Шарлотта Ремплинг) детишкам с горящими глазами. Назавтра приезжает машина, хмурые мужчины разгружают картонные коробки. Девочки столпились у выхода, в нетерпении наблюдают: «А правда, там что-то особенное?» – Правда, правда.
И вот вынуты из тайников разноцветные жетоны, распахнута большая зала, на столах разложены… поломанные цветные мелки, лысые куклы, мятые картинки … то, что во время уборки выгребают из детской, чтобы отправить на помойку. Одна из самых пронзительных сцен фильма.
В этот ли раз становится понятно, что идиллическая закрытая школа Хейлшем какая-то «не такая» – или тогда, когда мальчик не решается выйти за калитку, чтобы поднять красный с синей полосой мячик, чей бок выпукло сияет в траве совсем рядом – или когда сидящие на уроке дети внимательно следят за объяснениями Директрисы, наглядно изображающей с помощью человеческого скелета, что лежит перед ней на столе, как «подняв таз или подложив подушку, женщина может достичь такой силы трения, которая ей нужна»… Создатели фильма так умело и тонко наводят зрителя на мысль «что-то тут не так», что ничего не остается, как принять ее за собственное открытие – со всеми сопутствующими симптомами: исподволь возникнувшее чувство тоскливой тревоги разрастается, как заброшенный сад.
Эти дети – необыкновенно послушные. Руки они держат сложенными на парте. Куда нельзя, не ходят. У них на лицах написано старание быть как можно лучше. У них нет фамилий – только имя с первым инициалом.Двое из них – Кэти Эйч и Томми Ди полюбили друг друга. Еще в школе. И продолжали любить в Коттеджах – так называется поселок, где они живут после окончания Хейлшема. Продолжали любить, несмотря на то, что подруга Кэти Рут «забрала себе» Томми. Томми спит с Рут, а любит Кэти. Так бывает.
К тому времени, когда Томми наконец снова оказывается с Кэти, выясняется, что времени у них почти не осталось, их жизнь стремительно летит к концу. Но жива еще хрупкая надежда – нет, не на помилование, но хотя бы на отсрочку…
Казалось бы, ну что нового можно снять на тему о донорстве органов? А вот поди ж ты…
Этот фильм – экранизация романа. Его автор Кадзуо Ишигуро, он был сценаристом другого фильма о любви – одного из самых нежных, трогательных и безнадежных – «На исходе дня» (The Remains of the Day) с Энтони Хопкинсом и Эммой Томпсон. Как «На исходе дня», так и «Не отпускай меня» — очень английские фильмы. Сдержанные, немногословные, страсти в них бушуют подспудно, мы угадываем их по брошенному взгляду, опущенным уголкам губ — или по тому, как падает боковой свет из окна. Интонации говорят больше, чем слова. А молчание выразительнее сказанного. И у их героев есть еще одно чувство такое же огромное и непоправимое, как любовь – это чувство собственного достоинства. И хотя на сей раз герои очень молоды – в отличие от «На исходе дня», где драма разворачивается между зрелыми людьми, обладающими горьким жизненным опытом – они так же почти суровы в своем достоинстве, несмотря на неопытность и даже наивность.
Ишигуро вырос в графстве Суррей. И все-таки невозможно отделаться от мысли, что нужно быть японцем (или эллином античности), чтобы вот так видеть мужество обреченных и красоту неизбежности, чтобы любоваться покорностью року и неотвратимостью жертвы.
Еще два слова о красоте. Фильм невероятно красив. Видеоряд напоминает альбом первоклассных фотографий, чудесным образом пришедших в движение. При этом едва ли не каждый кадр хочется остановить, чтобы рассмотреть подробней. Будь то сельские дома из грубого темно-красного кирпича, милое лицо задумчивой девочки в мягком боковом свете или тревожная панорама закатного небосклона в ало-синих полосах – это живопись и светопись, игра цвета и объема.Режиссер фильма Марк Романек делал клипы, снимал Мадонну и Майкла Джексона и других звездных музыкантов. Но ничего общего с «клиповостью» в привычном нам понимании (т.е. бессмысленной мельтешни слащавых красивостей) в его видеоряде нет. Скорее он напомнит о полотнах мастеров от Рембрандта до Магритта (оператор Адам Киммел).
Но вернемся к содержанию. Есть в фильме еще кое-что удивительное. Это – время. Это будущее, которое происходит в прошлом*. Все начинается с 1967 года, в котором «продолжительность жизни увеличилась до ста лет» – как мы узнаем позднее, за счет пересадки органов от клонированных людей. Это же, по-видимому, год рождения наших героев.
Действие в школе Хейлшем происходит в 1978 году. А заканчивается все в 1994. Ностальгически подробно воссоздан меняющийся во времени быт: одежда, мебель, обои, настольные лампы… Еще одно сходство с фотоальбомом, только семейным на этот раз. Еще одна струнка души, которую тревожат умелые пальцы играющего.
Кстати, название Never let me go – строчка из песни. Но не из той, всем известной, которую пел Фрэнк Синатра: «Love me tender, love me sweet, never let me go” (записана в 1979 г.). Эту Джейн Монхейт спела в 2010-м – но звучит она, как забытый хит пятидесятых.
«Может быть, наша жизнь не так уж сильно отличается от жизни людей, которых мы спасаем» — размышляет героиня фильма. И еще: «Какое счастье, что мы вообще узнали друг друга».
– Как думаешь, какая сверхидея в этом фильме? – спросил меня мой 16-летний сын.
– А ты? – ответила я от неожиданности вопросом на вопрос.
– Наверное, это попытка понять, что именно делает человека человеком: память, чувства, что-то еще…
– А я думаю, это простое послание, – сочинила и я свою версию, – любовь не дает отсрочки. Любовь не бонус и не козырь, она просто есть.
«Не отпускай меня»… Остановить уходящего? Вечная мечта, что это можно, стоит только узнать, как «правильно». И разве не все мы отпускаем друг друга в конце концов, чтобы потом безысходно пытаться утешиться: «счастье, что мы узнали друг друга» — мыслью, которая ничего не лечит?
По прошествии некоторого времени я подумала еще: а может быть, «сверхидея» в крамольном сомнении: всегда ли самопожертвование благо? Одно дело жертва осмысленная и добровольная. Другое – если ты выращен жертвой и не видишь для себя возможности выбора. В чем тогда твое отличие от поросят, которые готовятся стать ветчиной?
И вот еще напоследок. Фильм этот из тех (немногих), что мастерски вынимает душу. И вставлять ее обратно становится заботой посмотревшего. Мне это удалось с трудом. Так что слабонервным (к числу которых отношу и себя) лучше бы не смотреть**.
Драма, США, 2010, 103 мин.
Режиссер: Марк Романек
В ролях: Кэри Маллиган, Эндрю Гарфилд, Кира Найтли, Иззи Мейкл-Смолл, Чарли Роу
*Наверно, чтобы возникла такая идея, надо иметь родным язык, в грамматике которого вполне законно существует the Future in the Past.
**И — да, те, кто на основании набора тем (антиутопия, трансплантация, любовь) сделает вывод о героях, «сражающихся за свою любовь» и в неравной схватке побеждающих весь мир, будут жестоко разочарованы: а где же экшен? где борьба? где стрельба и погони? где хэппи-энд, наконец? Увы. Тоска по штампам обречена остаться неудовлетворенной.