Роже-Поль Друа и Паскаль Брюкнер: «Перестанем гнаться за счастьем!»

Psychologies:  Что сегодня не так с нашим желанием быть счастливыми?

Паскаль Брюкнер: Я думаю, что это огромное заблуждение современного мира. Всеобщее помешательство, наркотик, одурманивший нас всех. Сегодня стремление к счастью проявляется в двухобластях. С одной стороны, безграничный консюмеризм: мы покупаем счастье в виде предметов, они становятся его внешними знаками. С другой стороны, мы ищем счастье внутри себя, но при этом стремимся к двум противоречащим друг другу вещам: быть сильной личностью, развить весь свой потенциал и одновременно достичь просветленного и умиротворенного состояния души.

Роже-Поль Друа:  На мой взгляд, особенность нашего времени состоит в том, что мы пытаемся получить доступ к счастью прежде всего через собственное тело: мы должны добиться, чтобы оно было здоровым, стройным, энергичным, «экологически чистым». Вместо того чтобы распоряжаться своей жизнью и своим телом так, как мы того желаем – а это тоже может быть способом ощущать себя счастливыми, – мы подгоняем себя под весьма обязывающие нас требования. Причем результаты усилий всегда переносятся на будущее: сколько раз нужно посетить спортзал, чтобы стать наконец счастливыми? В какой момент цель будет достигнута?

Тем не менее никогда не появлялось столько книг, в том числе и философских, которые учат нас быть счастливыми.

Р.-П. Д.:  Мы распоряжаемся телом через мысль, об этом люди знали уже в античные времена. Но тогда же говорили: «Торопись медленно»! Для античных философов поиск безмятежности превращался в дорогу, по которой можно идти всю жизнь, и никто никогда не может быть уверен, что придет к цели. Вот об этой протяженности пути и отсутствии гарантий результата сегодня совершенно забыли. «Стань счастливым и спокойным за десять дней», – говорит один учитель счастья. «А я научуи за три», – заявляет его конкурент. Каждый думает, что достаточно быстро, радикально и окончательно «перенастроить» себя, и ему наконец станет «хорошо».

П. Б.: Листая все эти книги про счастье, человек скорее похож на посетителя ресторана, изучающего меню, чем на того, кто стремится постичь философскую глубину той или иной идеи. Это пестрое ассорти из умных мыслей напоминает шведский стол с разно-образными закусками. Мы почему-то совершенно забылио смирении и твердо убежденыв том, что раз уж мы – высшая стадия развития человека, то нам удастся воспользоваться всей мудростью прошлого.

А есть ли разница между тем, как понимали счастье в Античности, и тем, к чему мы стремимся сейчас?

Р.-П. Д.:  Древние понимали достижение счастья как постоянное противоборство с бедами и роком. Греки и римляне знали: мы прилагаем усилия, чтобы приобрести блага (здоровье, репутацию, деньги…), но никогда не будем защищены от риска их потерять. Поэтому учения стоиков и других философов были призваны помочь человеку достичь такого состояния, которое делает его нечувствительным к ударам судьбы… А мы сегодня предпочитаем закрывать глаза на то, что существует случайность и что она нам неподвластна. Сейчас считается, что быть счастливым – значит полностью контролировать свое настроение, свое тело и все, что с нами происходит. Это стремление к тотальному контролю – один из основных мифов нашего времени. Этим, в частности, объясняется такой успех позитивного мышления – теории, согласнокоторой достаточно начать думать по-другому, чтобы изменить наш внутренний мир. Совершенно забывая о том, что «моя мысль не оказывает никакого влияния на вещи», как писал Кант.

П. Б.:  Разумеется, борьба с несчастьем – цель всякого человеческого существа. И именно это нам предлагают различные философские школы, религии и

Когда, по-вашему, произошли эти изменения в концепции счастья?

П. Б.:  Современное представление о счастье мы усвоили от христианства. Эта религия обещала каждому воскресение и рай, при условии, что на земле человек будет терпеть и трудиться для спасения своей души. Затем этот образ взяли на вооружение идеологи марксизма, социализма и даже либералы и освободили его от религиозной составляющей. С тех пор блаженство, первоначально обещанное в иных мирах, стало доступным уже здесь и мир перестал быть долиной слез. Вообще-то мы, бесспорно, живем лучше наших предков, и я бы ни за что на свете не согласился вернуться на пятьдесят, сто или двести лет назад! Но дело в том, что с триумфом индивидуализма это право каждого на счастье стало обязанностью: поскольку больше нет социальных, идеологических и религиозных установок, мешающих мне быть счастливым, остается винить только себя, если это не так. К счастью, есть психологи и коучи, и они готовы нам помочь! Так на смену религии и мощной светской морали, основанной на демократических идеалах, пришли мелкие частные указания, нацеленные на самореализацию. Консультанты с милой улыбкой объясняют нам, что мы всегда можем достичь большего, добиться лучшего здоровья, стать оптимистичнее, превзойти самих себя в сексе.

Р.-П. Д.:  Я не думаю, что нынешнюю ситуацию можно свести только к христианскому наследию. Уже греческие и римские философы считали земное счастье возможным и доступным человеку. Только оно ни в коем случае не рассматривалось как наша обязанность. Сама идея морального долга привнесена христианством. Сегодня мы имеем дело с античным представлением о земном счастье, но оно все еще в путах христианской идеи долга: мы должны быть счастливыми, как раньше должны были жить по заповедям, – иначе мы живем «неправильно» и с чувством вины.

Так что же нужно сделать, чтобы стать немного счастливее? Перестать этого хотеть?

П. Б.:   Действительно, не относиться к счастью серьезно – это, наверное, первое условие для счастливой жизни. И нужно понимать, что бунтарский призыв 1960-х годов «жить без скуки, наслаждаться без меры» – это по существу рекламный лозунг общества потребления. Он не может служить для людей идеалом. Современный гедонизм, пронизанный идеологией «всегда желать большего», несет в себе ту самую неудовлетворенность, от которой обещаетизбавить. Такой вот трагический парадокс: мы – первое в истории общество, которое само себя делает несчастным оттого, что оно не счастливо абсолютно.

И как раз сейчас мы это начинаем сознавать? На фоне экономического и экологического кризисов все чаще слышны призывы научиться жить проще, потреблять умереннее.

П. Б.:  Мне нравится выражение «счастливая умеренность». На самом деле есть две основные концепции счастья. Одна – счастье как расширение, экспансия жизни, когда она стремится распространиться, захватить как можно больше разных территорий. И другая – счастье как ограничение, сокращение. Эту последнюю концепцию, мне кажется, отстаивают

Тогда в какое же счастье верите вы сами?

Р.-П. Д.: Я не верю в то, что счастье может быть постоянным, вроде перманентного макияжа. И тезис о том, что даже в худшие моменты достаточно приказать себе быть счастливым, чтобы стать им, кажется мне чудовищным. Он лишает человеческое существование его фундаментальной связи с горем: человек может чувствовать себя счастливым, только если иногда он бывает несчастен. Так что советам

П. Б.:  Существуют блаженные минуты, они приходят и уходят, и у нас нет над ними никакой власти: мы можем только принимать их, когда они нам выпадают. Больше счастья я ценю романтику. Я предпочитаю насыщенную жизнь, полную неожиданностей, как приятных, так и горестных, жизни счастливой, но монотонной. Умение принимать наше земное существование с его достоинствами и недостатками, любить без оглядки, испытывать самые сильные радости и самые глубокие страдания – возможно, именно это древние называли «хорошей жизнью». Это такая жизнь, в которой небольшая часть, называемая счастьем, не становится наваждением.

В своем мини-трактате автор исследует эволюцию представлений о счастье и ставит под сомнение едва ли не самые общепризнанные идеалы современного общества (Издательство Ивана Лимбаха, 2007).