«Мы не умеем «прожить» свою благодарность»

Документальный фильм «Аркадия» будет показан в Санкт-Петербурге в рамках фестиваля «Послание к человеку» 2 октября в кинозале книжного магазина «Порядок слов» и 3 октября в кинотеатре «Великан». Нью-йоркская премьера состоится во время фестиваля документального кино 11 октября.

Сюжет фильма — неспешная беседа с поэтом Владимиром Гандельсманом (Петербург–Нью-Йорк) о стихах и судьбе на фоне осеннего Бронкса и в интерьере квартиры поэта. Название фильма повторяет название новой книги стихов В. Гандельсмана. Он снимался почти 15 лет: начатый в 2001 году, он был завершен в августе 2015 года.

На каком языке вам легче говорить: на русском или английском, на языке поэзии или на языке кинематографа?

Идет ли речь о словесном языке или о языке искусства, едва ли мы выбираем его осознанно. Мы не задумываемся, прежде чем осуществить высказывание, над тем, как мы это будем делать. Это происходит как-то иначе. И дело не в удобстве или привычке, тут другая причина, творческая. Я бы сказала, что язык — это средство передвижения. В том смысле, что когда заканчиваешь фильм, стихотворение или рисунок, ты посредством этого фильма, стихотворения, рисунка оказываешься в другом месте, чем то, где ты начал. С помощью языка осуществляется продвижение во внутреннем мире, в мысли, в попытке в чем-то разобраться. Фильмы и стихи — разные художественные средства, для меня важен полифонизм, сочетание звука и изображения. В стихе это тоже важно, но иногда требуется другая степень конкретности, буквальности, которую дает кино. Но что бы я ни делала, для меня это всегда способ что-то понять, в конечном итоге — понять себя. Так говорит в моем фильме Владимир Гандельсман, и я с этим согласна.

А насколько важно, чтобы нас понимали другие? В старом фильме «Доживем до понедельника» была фраза, которую потом часто цитировали: «Счастье — это когда тебя понимают», согласны ли вы с этим?

Здесь нет противоречия, одно с другим смыкается. Только то, что глубоко интересно тебе, может заинтересовать другого. Если человек делает фильм или пишет текст, чем конкретнее, чем персональнее будет этот текст, чем мучительнее тема, тем больше шансов, что в этой подлинности другой человек сможет обнаружить и свою подлинность. Маркетинговые исследования помогают в продаже шампуней или автомобилей. Но попытки расчета, что может быть интересно зрителю… в искусстве это невозможно рассчитать. Можно только как-то проживать и делать то, что мучит, не дает покоя, что глубоко волнует — тогда и возникает возможность понимания. Чем больше повествование пронизано собственным опытом мысли автора, тем больше шансов, что у другого человека при встрече с этим произведением откликнется его опыт. Речь не о совпадении конкретных фактов, а о совпадении глубины переживаний.

Одинаково ли воспринимают ваши произведения в России, в США и Европе, замечаете ли вы разницу в реакции аудитории?

Разница связана с контекстом восприятия: он, конечно, разный. Например, мои фильмы о Шостаковиче и Ахматовой — в России эти люди известны, и после просмотра вопросы от аудитории были экзистенциальные, о жизни вообще, или, наоборот, с просьбой уточнить какие-то конкретные биографические детали. А на Западе эти же фильмы оказались скорее просветительскими: зрители получали совершенно новую информацию и задавали вопросы о только что обнаруженных фактах. У меня было ощущение, что они примеривают на себя совсем чужой для них опыт страдания или страха, творчества в таких тяжелых обстоятельствах.

Какие темы волнуют вас больше всего?

Не очень оригинальные: конечность человеческой жизни, проживание этой жизни, присутствие в том, что ты делаешь, и какие-то отдельные аспекты этого присутствия. Например, последнее время я часто думаю о том, что самое трудное для человека — это благодарность.

Почему же, ведь нас всех с детства учат говорить спасибо?

Потому что сказать «спасибо» означает в каком-то смысле ее отменить. А прожить свою благодарность, сделать ее частью общения с этим человеком, включить в отношения с ним — это оказывается невероятно трудно и для той, и для другой стороны. Я не говорю, что не надо ее высказывать, но это первый шаг. А в большинстве случаев этим все заканчивается. Это, может быть, правильно, если речь идет об услуге: о том, что передали соль и придержали дверь. Но когда один человек обязан другому переменой своей участи, например, в случае, если это в сознательном возрасте усыновленный ребенок или человек, который простил другому что-то… Часто брак, отношения родителей и детей, самая близкая дружба, которая может выдержать серьезные страдания и несчастья, не выдерживают благодарности. Она превращается в груз для того, кто не умеет ее выразить и включить в свою жизнь. Его собственная благодарность вызывает у него неудобство при общении с человеком, который ему помог, вызывает чувство собственной неадекватности. Людям не нравится это испытывать, и потому они стремятся устранить того, кто вызывает у них ощущение провала, неуспеха, и отношения распадаются.

Наверно, это действительно трудно, жить с ощущением своего неоплатного долга, если всем, что у нас есть, мы обязаны кому-то. А знаете ли вы, как этого избежать?

Думаю, одна из возможностей с этим справиться — по-другому посмотреть на саму по себе перемену участи: нельзя все это отнести на счет одного человека. Нельзя удваивать реальность, размышляя, что было бы, если бы нам не помогли. Этого «что было бы» не существует — есть то, что есть. Вместо того чтобы концентрироваться на своей обязанности отвечать на то, что для нас сделано, можно произвести перекалибровку события, оценить его в контексте человеческого времени. Благодарность должна быть распознана, но нужно попытаться найти ее масштаб в контексте человеческой жизни, потому что в конечном итоге ты выбираешь не обстоятельства жизни, а себя в этих обстоятельствах. И выбрать пускай трудную, пускай каждый раз заново изобретаемую и наступающую благодарность как составную часть отношений — это тоже выбор, тоже духовная практика. Но при этом не обязательно мыслить категориями «обязан всем», потому что невозможно быть обязанным «всем» одному человеку.

Пока я говорила сейчас, я кое-что для себя определила про свой фильм о Владимире Гандельсмане, с которым дружу много лет и стихи которого очень люблю. Этот фильм — акт благодарности за тот разговор, который между нами состоялся, — и за то, что в принципе такой разговор возможен между людьми. В этом смысле Аркадия — это и есть то состояние, в котором тебя понимают, это райское переживание жизни, райское пространство, пространство человеческого общения и понимания… Потому что, возможно, счастье, когда тебя понимают, но когда ты понимаешь другого человека, это даже еще лучше.

«Только благодарность делает жизнь богатой»

Дитрих Бонхоффер — один из самых известных теологов ХХ века, человек необычайного личного мужества, активный антифашист, казненный в немецком концлагере незадолго до конца войны. Перед вами выдержки из его тюремных писем на волю.

«Помоги мне найти способ простить тебя»

Гектор Блэк и Айван Симпсон: реальная история преступления и прощения, которое казалось невозможным. Режиссер спектакля Black&Simpson рассказывает, чему его научила переписка отца убитой девушки с ее убийцей.