«Мы хотим не равенства, а справедливости»

Люди тревожатся, когда видят несправедливость, которая, по их мнению, является причиной экономического неравенства, и подобная озабоченность правомерна в той степени, в какой ваш доход и благосостояние обусловлены вашим рождением, включая состоятельность ваших родителей, полом и цветом кожи. Нас также тревожат возможные последствия экономического неравенства — разрушение демократии или рост преступности. Больше всего людей заботит бедность — не то, что у кого-то меньше, а то, что те, у кого меньше, имеют слишком мало.

Гарри Франкфурт (Harry Frankfurt) напоминает, что мало кого тревожит неравенство между очень богатыми и очень состоятельными, хотя их богатства могли бы распределяться равномернее. Однако поводом для озабоченности куда чаще становится неравенство между людьми со средними доходами и бедняками. Мир, в котором все чудовищно бедны, был бы идеальным с точки зрения равенства, но мало кто предпочел бы его миру, в котором мы живем, говорит он. Так что «равенство» — это не то, что мы действительно ценим.¹

Людмила Петрановская: «Мы не особенные, нам просто больше досталось»

Некоторые из аргументов Франкфурта формальны, но нетрудно придумать примеры того, что стремление к равенству делает мир хуже. У одного из американских комиков есть номер, построенный на том, что у его пятилетней дочери сломалась игрушка и она требует, чтобы папа сломал игрушку ее сестры, установив равенство.

Прав ли Франкфурт, когда говорит, что экономическое равенство не имеет ценности само по себе? Многие ученые придерживаются иного мнения. Приматолог Франс де Ваал (Frans de Waal) выражает популярную точку зрения, когда пишет: «Робин Гуд был прав. Равномерное распределение богатства соответствует глубинным желаниям человечества».

Между тем исследователи обнаружили, что, если попросить детей раздать какие-либо предметы незнакомым людям, дети склонны делить поровну. Психологи Алекс Шоу (Alex Shaw) и Кристина Олсон (Kristina Olson) рассказывали детям шести-восьми лет о двух мальчиках, Дэне и Марке, которые убрали свою комнату и должны были получить в награду ластики. Но ластиков оказалось пять, и разделить их поровну было невозможно. Дети в подавляющем большинстве предлагали выбросить пятый ластик, даже если есть возможность отдать его одному из мальчиков так, чтобы другой об этом не знал, и угрозы гнева или зависти не существует.

Психопат и социопат: в чем разница?

Может показаться, что детские ответы отражают жгучее стремление к равноправию, но более вероятно, что речь идет о стремлении к справедливости. Дэн и Марк должны получить одинаковые награды, потому что выполняли одинаковую работу. Но когда ученые говорили детям, что Дэн сделал больше, чем Марк, юные участники эксперимента без колебаний отдавали три ластика Дэну и два Марку. Иными словами, их не тревожило неравенство, если оно было справедливым.

В исследовании, которое проводила в Йельском университете группа Марка Шескина (Mark Sheskin), выяснилось, что дети младшего возраста предпочитают распределение, при котором они получают некоторое преимущество, равному распределению, когда всем достается одно и то же. Так, детям больше нравится получить единицу, если при этом другой ребенок получит ноль, чем оказаться в ситуации, когда каждый получает по два.

Этот вывод согласуется с тем, что установили многие психологи и видят многие родители. Когда раздают лакомства, дети очень расстраиваются, если получают меньше, чем другие, но вполне довольны жизнью, если им достается больше. Другие приматы ведут себя так же. Обезьянам нравятся огурцы, и, как правило, обезьяна довольна, когда ей дают огурец. Но если она получает огурец после того, как другой обезьяне дали виноград, который они очень любят, она будет вне себя. При этом обезьяна с виноградом чрезвычайно довольна своим преимуществом.

Справедливы ли ваши упреки в адрес партнера?

В чем ваша позитивная сила?

Мы не видим никаких доказательств того, что люди или какие-либо другие биологические особи ценят равенство само по себе.

Аргументы в пользу природной склонности к равенству основаны на наблюдениях за малыми группами, которые действительно кажутся равными. В малых группах блага распределяются примерно поровну, о слабых заботятся, а власть лидеров ограничена.

Очень заманчиво считать, что поведение малых групп отражает природное стремление к равенству, однако антрополог Кристофер Бем (Christopher Boehm), изучающий эти группы, говорит другое. Он утверждает, что такие структуры возникают из-за того, что никто не хочет попасть впросак. Индивиды в этих сообществах в конечном счете оказываются примерно равными, поскольку каждый озабочен тем, чтобы ни у кого не было слишком большой власти над ним. Индивиды, которые при других обстоятельствах имели бы более низкий статус, оказываются достаточно умными, чтобы сформировать широкую и прочную коалицию. Благодаря своему единству они постоянно сдерживают более напористых альфа-субъектов в своей среде, и в результате эгалитаризм становится своеобразным типом политической иерархии: объединив силы, слабые активно доминируют над сильными. Кристофер Бем объясняет, что, если в небольшом сообществе кто-то пытается взять на себя роль диктатора, все остальные либо игнорируют, либо высмеивают его попытки, а если он не понимает намеков, его могут избить, изгнать из группы или убить. Но это труднее сделать в обществе, которое объединяет миллионы, где взаимосвязи утрачивают межличностный характер, где есть мощное оружие и лагеря.

Бихевиористы Майкл Нортон (Michael Norton) и Дэн Ариэли (Dan Ariely) недавно представили простой график распределения богатства среди американцев, в котором людям, попадающим в самую богатую из пяти групп, принадлежит X богатств, следующей группе — Y процентов, и так далее. Они пришли к выводу, что среди американцев господствует ошибочное представление о степени неравенства в стране. Жители США думают, что двум наименее состоятельным группам принадлежит 9% общего богатства, а самой состоятельной группе — 59%, тогда как реальное соотношение — это 0,3% и 84%.

Отвечая на вопрос, каким им видится идеальное распределение, американцы, вне зависимости от их политических взглядов, говорили, что хотели бы большего равенства. Они не считают идеалом даже Швецию, которую часто называют страной-нянькой.

Это интересные выводы, но аргументы Гарри Франкфурта побуждают нас задаться вопросом, что же они означают на самом деле. Дэн Ариэли настаивает, что американцы хотят равенства. Но когда их попросили представить модель идеального общества, большинство респондентов выбрало модель, в которой самая состоятельная группа втрое богаче наименее состоятельной. Это заставляет нас серьезно отнестись к сомнениям Франкфурта по поводу того, чего мы хотим на самом деле, и его озабоченности тем, что мы слишком много думаем об относительных различиях и слишком мало — о справедливости и страданиях бедняков.

Подробнее см. на сайте издания The Atlantic.