«Мама ушла из нашей семьи и теперь счастлива с женщиной»

«Своего биологического отца не знал никогда, они с мамой разок встретились – получился я. Мама еще беременной почти сразу после школы вышла замуж за человека, которого я всю жизнь называл и буду называть папой, ношу его фамилию, он старше мамы на 15 лет. Жили мы как все, родители успешны каждый в своем, мама педиатр, много училась за границей, потом вернулась, папа айтишник. Мы хорошо жили, у меня в детстве все было – занятия, секции, музыка, родители оба походники, так что каждое лето байдарки или горы, мы это все обожали. Я окончил школу и ушел в армию. А когда вернулся – почувствовал в воздухе какое-то электричество, что-то изменилось дома. Я не спрашивал, только видел, что мамы никогда нет дома, а отец совсем как-то потух, закопался в своих делах… Мы с ними много говорили про то, как я буду поступать, я готовился, тусовался, играл в рок-группе… Но постоянно были мысли о том, что у мамы кто-то явно появился. Мозгами-то я все понимал, что она еще молодая, красивая, энергичная, а папа при ней так, тюфяк-аутист… Думал, ну крутится у нее там что-то – пройдет, семья дороже.

Раз уехал на неделю, вернулся – а мама съехала. Папа сидел на кухне пьяный. Я ее набираю – мама жестким голосом говорит: да, Леш, я дома больше жить не буду. Ты, говорит, подожди пару дней, мы с тобой встретимся и все обсудим. Я к папе – что, куда, кто? Он только пил тихо и отвечал: «Пусть тебе мама все объясняет». Так мне плохо было, вообще…

Два, три дня прошло – она не звонит. Тогда я поехал к ней на работу. Вижу – она приехала с одной своей подругой, коллегой давнишней, тетей Соней, из машины выходит, и как-то вот когда она к окошку наклонилась… Меня две вещи убили, они меня рвали, эти ощущения… С одной стороны, я увидел, как мама к ней, к тете Соне, наклонилась и что-то такое в окно машины сказала, та засмеялась; это не про дружбу было, я просто – почувствовал. И второе – мне кажется, я маму до этого момента и не видел, не знал, какая она может быть. А она там около этой машины была совершенно счастливая. И вот я думаю – так-так, она, значит, может быть счастлива вот с тетей Соней. А я?! Ну, с папой я понимаю – он всю жизнь весь в себе, с ним сложно, он молчит, в него как в колодец кричи. Кстати, про папу я тогда не подумал, не обиделся за него, мне было ужасно, что она, оказывается, может быть такой счастливой без меня!!!

Мама не заметила меня и пошла, а я стоял и чувствовал, что меня всю жизнь обманывали, что не было на самом деле ни защиты, ни счастья, а то, что меня держало, все было, оказывается, вранье и ненастоящее. Я сидел на скамейке и крутил край футболки – в клочки изорвал. Стал вспоминать все, что знаю про тетю Соню. Я ее чуть не как родную тетку воспринимал. Мне хотелось, чтобы в душе возникло что-то страшное, жестокое, такое, за что должно быть, но не будет стыдно. А оно не рождалось никак, она ведь тетка-то классная на самом деле, тетя Соня, я к ней всегда относился прекрасно.

Тут мама звонит. Я тебя, говорит, из окна увидела, выйду сейчас. Мама со мной как-то сразу дистанцию выстроила – потом признавалась, что страшно боялась этого начала разговора, боялась плакать, решила разом расставить все точки. Она сказала примерно так: «Я вижу, ты понял, что я ушла от папы совсем. Мы с ним 20 лет прожили, и я ему очень благодарна, он мой лучший друг. Но я недавно поняла, что пропустила главную любовь своей жизни. Она меня терпеливо ждала много лет и только когда увидела, насколько у меня пустая и бессмысленная жизнь, как я от этого страдаю – прости, это не тебя касается, а только меня самой, – она мне сказала, что любит меня и всю жизнь любила и что она хочет, чтобы я была счастлива. И что она может это сделать. Я не буду с тобой обсуждать больше ничего, это моя личная жизнь, только поверь – я абсолютно с ней счастлива, впервые в жизни, наверное. Все обрело смысл и краски, а главное – будущее. Мы живем у Сони, а когда дочка ее вернется из Англии – будем снимать. Я тебя как любила больше жизни, так и люблю. И верю, что ты меня поймешь».

Я сказал – а как же мы с папой. Она так жестко: у вас обоих есть чем заняться. Ты поступаешь, он без своих железок жить не может, они ему все заменили давно. Я буду к вам приезжать, но через какое-то время, когда все уляжется. Тут я заорал – ты соображаешь вообще, что, что уляжется, у кого?! Ты жизнь нам сломала, ты вообще все придумала, как это может быть – в 40 лет ты вдруг поняла, что женщину любишь?! Она мне в ответ спокойно: «Именно так, Леш, именно. А что сломала – это ты сам себе выбери, будет у тебя жизнь сломанная этим моим выбором или нет. С папой мы давно все обсудили, весь год, что тебя не было, я практически жила у нее. Иди, увидимся, я всегда для тебя останусь мамой, если ты этого захочешь».

Два месяца не мог ее видеть. Звонки сбрасывал. На эсэмэски не отвечал. Она приезжала – я уходил, убирала наш бардак с папой, готовила, как ни в чем не бывало… Я с отцом пытался говорить, он только отвечал, что да, это очень больно, но так, наверное, лучше и давай оставим эту тему. Я видел, как ему плохо, и сам закрылся… Главное не в том, мол, ах, как стыдно, ах, мамаша лесбиянкой оказалась, – нет, просто горе твое никому понятно не будет: у меня жизнь рухнула – она от меня ушла, она меня без семьи оставила!

Наступило мое 20-летие. Мама звонит, зовет в гости. Я сперва отказался, потом подумал – кого я наказываю, что изменится? И поехал. Тетя Соня жутко волновалась, не знала, как сесть, что сказать. Поели, выпили, говорили про то-се. Я на них смотрел и поражался абсолютной естественности происходящего. И как они друг к другу, и что они словами друг друга называют такими, домашними, что ли. И все жду, что вот сейчас сердце сожмется или заболит, а ничего не болит. И они такие уютные, такие родные между собой, как будто всю жизнь вместе жили. Но все равно долго не смог с ними, ушел. И потом долго не мог себя заставить прийти.

Работал, поступил в институт, девушка появилась, вот ей я все рассказал. Мы с мамой и с Олей встречались несколько раз в кафе. Оля потом мне говорит: «Мама твоя молодец, захотела счастья и получила. А ты большой уже мальчик, чтобы про мамину юбку думать и про то, как она и с кем счастлива. Давай я у тебя с твоим папой поселюсь, если хочешь».

Как Оля появилась у нас, стало как-то светлей. Мы решили, что через выходные у мамы с тетей Соней – я ее так и продолжаю тетей называть – обедаем. Я остался с папой, потому что его никак не мог бросить. Он совсем постарел, плохо видит и вкуса к жизни нет никакого. Но когда Оля переехала – он как-то посвежел, она легкая, хохочет все время, приветливая и ненаигранная, в общем, нормально теперь нам втроем жить. Само собой, среди друзей все со временем стало известно, но никто никаких гадостей не сказал. К маме мои друзья хорошо относятся до сих пор. У меня в институте ребята-геи оказались, мы дружим. Я вообще никогда раньше про это не думал, никак не относился – мое какое дело, как кто кого любит. Но тут все-таки не кто-то, а мама родная… Я до сих пор не могу сказать, что совсем отошел. Если бы не Оля, конечно, могло быть все по-другому».